Отзыв Андрея Петрова о спектакле «Метаморфозы»
03.04.21
Источник: https://vk.com/arhdramaru?w=wall-82856530_23494
"МЕТАМОРФОЗЫ" по мифам Древней Греции
Архангельский театр драмы им. М.Ломоносова (камерная сцена), 2021
Режиссер - Андрей Воробьев
Как это часто бывает в современном театре, спектакль начинается раньше, чем собственно начинается. Зрители, рассаживающиеся по местам, могут лицезреть в полумраке сцены фигуры четырех актеров – сидящих или двигающихся, на их лицах маски: у двух мужчин – классические, античные, олицетворяющие трагедию и комедию, у двух женщин – птичьи, с длинными клювами, напоминающие маски чумных докторов. Камерная сцена небрежно застелена полиэтиленом, на котором щедро рассыпано зерно.
Слева на сцене – небольшой стол, стулья, справа – таз с водой, рядом с ним насыпано нечто вроде земли. На полу – большое полотнище ткани. Приближается начало спектакля, артисты взмахивают полотнищем и оказываются стоящими плотным кружком под ним.
Выходит автор спектакля Андрей Воробьев, ему принадлежит и инсценировка, и режиссура, и сценография, и музыкальное оформление. Он считает необходимым сказать, что спектакль этот о любви, выдержанный в жанре древнегреческого комикса, что разыгрывает его труппа бродячих артистов – античных, не современных. Таковы правила игры – будем их учитывать.
Начинается-таки спектакль. Звучит напряженная музыка, которая не замолкает на протяжении всего представления. Живая скульптура – мы помним, что под полотнищем актеры – приходит в движение, меняет конфигурации, наружу является то одна, то другая маска, из-под полотнища высовываются руки, постукивают в такт музыки. Наконец, актеры скидывают с себя полотнище, становятся друг против друга, и звучат красивые величественные слова о высокой любви: что-то из древнегреческой поэзии, что-то из библейской «Песни песнtq». Выразительные вербальные средства сменяются не менее выразительными пластическими. Таков пролог представления. Актеры поднимаются по проходу зрительного зала, снимают маски, оставляют их на ступеньках, на лицах актеров – вычурный грим.
Разыгрывается первая песнь «Деметра и Персефона»: похитил властитель мрачного подземного царства Аид Персефону, дочь Деметры, мать в тяжкой скорби по дочери покидает Олимп, и на земле всё перестает расти, всё живое погибает – так появилась Зима; сжалился Аид, стал отпускать Персефону на землю – так появилась Весна. Застыла Персефона, оказавшись в подземном царстве, наклонила голову набок, устремив невидящий взгляд перед собой. Потеряв дочь, ходит Деметра в смятении взад-вперед, ударяя ладонью о стену, – методично, монотонно, бесстрастно, как заведенная. Завлекает цветком Аид возлюбленную, робеет, тушуется, но потом довольно жестко предъявляет собственнические права. Так противопоставляется исступленная, безоглядная любовь матери, олицетворяющая жизнь, и эгоистичная, мертвенная любовь властителя подземного царства, олицетворяющая смерть.
А вот другая история, другой миф, другая любовь. Герои песни второй – Орфей и Эвридика – открывают в себе чувства, пытаются осознать, что же с ними происходит, обнюхивают лица друг друга, рычат и повизгивают, весело плещутся водой, играют, как дети, смеются, радуются.
Так к ним приходит понимание Любви. Но случилось горе, погибает Эвридика, становится она пленницей мрачного Аида, превращается в сомнамбулический призрак с остекленевшим взглядом. Не может с этим смириться отчаявшийся Орфей, спускается в подземное царство, просит, даже требует, чтоб отпустил Аид Эвридику, ведь он сам похитил Персефону из-за любви, поэтому должен понять горе любящего Орфея. Пошел на уступки Аид, но поставил жесткое условие – не оборачиваться. Однако из мифа слова не выкинешь, и случилось то, что случилось: не выдержал испытание Орфей, великое горе постигло его – второй раз, теперь уже навсегда, потерял он Эвридику. Так на земле появилась Любовь – жертвенная, трагическая, отчаянная, которая по силе и глубине не уступает любви счастливой.
Артисты играют серьезно и иронично, экспрессивно и сдержанно, нарочито пафосно и не менее нарочито просто, приземлено, позволяя себе от души похулиганить. Чего, например, стоит фамильярное «Прикинь!» в устах величественного властителя царства мертвых Аида, этот грозный бог в исполнении Ивана Братушева нередко себя ведет, как вполне себе земной ловелас и чутко реагирующий на различные обстоятельства гибкий покладистый человек.
Михаил Кузьмин в первом мифе – бесстрастный повествователь и пародийно сыгранный посланец богов Гермес, во втором мифе – гиперэмоциональный, решительный, целеустремленный Орфей. Инертной, апатичной, холодной изображает Персефону Екатерина Зеленина, так и вспомнишь известную детскую киносказку: «Что воля, что неволя – всё равно». Напротив, весьма экспрессивна, эксцентрична Нина Няникова в двух разных образах – оскорбленной, искренне страдающей Деметры и непосредственной, простодушной Эвридики.
Этот неоднозначный, спорный, однако органичный, проникновенный спектакль, безусловно, заслуживает уважения и поддержки за самоотверженный поиск и неизбежный риск. Действительно, театр должен быть разным, и таким тоже.