Театр растопил лед

Лед, тающий на глазах у зрителей. Тряпичные головы, уложенные в пирамиду, как на картине Верещагина «Апофеоз войны». Скелеты, уплывающие за горизонт безумной вереницей. И трепетная бабочка на пальце полковника. На все это я смотрю снизу вверх, точно со дна бассейна, из которого откачали воду. Так выглядит спектакль «Столетвмакондо», поставленный в Архангельске, в драматическом театре им. М.В.Ломоносова.

С того момента, как еще совсем недавно дружеские нам страны превратились в недружественные, вопрос импортозамещения во многих областях встал ребром. Практически во всех, кроме театра. В этом я в очередной раз и не без гордости убедилась, побывав на Русском Севере — в Архангельске, в местном театре драмы. Кстати, единственном в стране, кто носит имя не отца-основателя — известного актера или режиссера, а ученого — Михайло Ломоносова.

Сегодня в огромном по меркам небольшого города (в Архангельске без мало 350 тысяч жителей) здании в трех залах бурно кипит театральная жизнь — без проходных или сомнительных названий, проекты разные. При театре — собственный каток имеется, и, как ни странно, именно лед стал символом премьерного спектакля — «Столетвмакондо» по Габриэлю Гарсиа Маркесу. Какой же в Латинской Америке лед и зачем?

Великий роман Маркеса поставил худрук Андрей Тимошенко, коренной москвич, между прочим, который за 10 лет своей работы здесь сильно поднял архангельскую драму. Будучи по первому образованию художником, он любит сочинять оригинальные пространства. Для вымышленного латиноамериканского Макондо сделал, пожалуй, рискованное и местами опасное — в первую очередь для актеров и зрителей тоже.

Последним путь в Макондо не просто дается: сначала надо зайти в Абрамовский зал, по мосткам подняться на сцену, а оттуда по крутой лестнице — вниз. Небольшая сцена по воле сценографа стала основанием для макондовского пространства, в котором ставят всего 80 кресел, вращающихся к тому же на 360 градусов. Метра на полтора в высоту по всему периметру возвышаются четыре стены, с четырьмя арьерсценами, совсем не широкими, на которых и выстроен маркесовский Макондо, основанный генералом Хосе Аркадио Буэндиа. А среди кресел прямо по центру на постаменте установлен прямоугольник льда. На глаз глыба эта размера 70 на 90, а может, и поболее.

Невысокий, аскетичного вида молодой мужчина в военном френче, со взглядом, выдающим в нем фанатика, сверху спускается по ступенькам к ледышке, кладет на нее руку, точно на Библию в суде, и произносит: «Много лет спустя, перед самым расстрелом, полковник Аурелиано Буэндиа припомнит тот далекий день, когда отец повел его поглядеть на лед».

Поскольку мое место как раз рядом с этой штукой, не сразу, но начинаю ощущать холод. А на контрасте с ледяным символом (пока еще не ясно чего) на четырех поверхностях начинается разворачиваться горячая латиноамериканская история. История, как текущее время, где все повторяется или закольцовано: события в Макондо и в семье его основателя, где рождаются половые гиганты, печальные красавицы, революционеры, авантюристы. Где повторяются имена персонажей, фразы их, главные поступки. Пророчества, проклятье рода, а тут еще миф о рождении ребенка со свиным хвостиком... Бесовщина какая-то...

Калейдоскоп латиноамериканского карнавала, где будет не только весело, безумно или пьяно, но и в результате трагических событий, которые окажутся не всем под силу, вдруг наступает пиано. Чтобы после паузы вновь все забурлило, пришло в движение, вращение, даже отрыв от твердой почвы и полет.

Да и нить этой семейной саги, так волшебно-причудливо сплетенной Маркесом, нельзя упустить. А в таком кресле не расслабиться, не вздремнуть, чувство непокоя зрителю обеспечено. Покой снится и героям Маркеса. Атмосфера, как вино, настаивается, наливается непримиримостью, яростью, чувственностью. Поражает образность, которой владеет Андрей Тимошенко. Скажем, сцена соития Хосе Аркадио Второго и ради него оставившей жениха Ремедиос решена с помощью... мокрых полотенец: ими по очереди о черную стену яростно лупцуют половой гигант и его возлюбленная. Удары отяжелевшей от воды ткани и следы от нее убеждают сильнее, чем убогие кувыркания артистов по сцене со стыдливой имитацией полового акта. Вот он образ сексуального исступления.

А уложенные в зыбкую пирамиду тряпочные головы, как на знаменитой картине «Апофеоз войны»? Того и гляди покатятся в разные стороны. А скелеты с провальными глазницами и безумным оскалом черепов? Гремящие костями, они уплывают в темноту кулис. Жутковато. Впрочем, кулисы тут не предусмотрены. Почти за четыре часа сценического времени (перерыв на один антракт) артисты ни на минуту не покидают площадки — им даже негде присесть, чтобы передохнуть. Остается только догадываться, как реквизиторы успевают — ухитряются передавать им различные предметы, костюмы, коих в спектакле множество. На спектакле слаженно работает большая постановочная команда.

Тот, кто берется за роман Маркеса, как правило, главной героиней делает Урсулу. У Тимошенко нет проходных персонажей, но главный герой все же — полковник Аурелиано Буэндиа, что рядом со мной кладет узкую ладонь на лед — символ его окоченевшей души. Он с легкостью оставляет детей своих, рожденных от разных матерей, чтобы броситься в пучину революции, едет воевать. И его война, как всякая бойня меж людьми, окажется бессмысленной и беспощадной. В конце концов он подпишет мирный договор, выстрелит себе в грудь, видимо, устав от собственного одиночества и чтобы не знать будущего, где у человечества, увы, все повторится. Но останется жив.

У Маркеса возможно невозможное: прошлое и будущее может быть впереди настоящего, умершие врываются в реальные события и взаимодействуют с живыми, что вносит смятение и вызывает вопросы: а когда же это случилось с тем или иным героем? Когда спектакль преодолеет значительную часть пути, режиссер вдруг сделает паузу, чем весьма поможет зрителям, попавшим в этот латиноамериканский водоворот. Артисты, усевшись на край сцены, по очереди расскажут, что с их персонажами было до или после и почему так выглядит их настоящее, предъявленное в первом акте. Их время, как кусок льда, истекает на глазах.

Генерал, основатель Макондо, ужаснувшись, поймет, что после смерти ничего нет, и Бога нет — мир рухнет. Урсулу ждет плен слепоты. А их сын, героический полковник, старость свою проведет в мастерской, изготавливая золотых рыбок. Рыбки в его руках действительно из металла, а вот бабочка, приземлившаяся на его палец, будет похожа на настоящую: ее ярко-синие большие крылья с карими прожилками по-живому трепещут. Ближе к финалу, несколько подмерзнув, я подумала не про одиночество, а что если еще раз бы пришла на «Макондо», но надо бы захватить что-то потеплее.

После спектакля говорим с Андреем Тимошенко.

— Мне хотелось передать атмосферу романа Маркеса, его воздух, его волшебство — такие вещи сложно загнать в какое-то прокрустово ложе, они сложно поддаются сценической организации. Если честно, то мы очень рисковали. Нужны были новые приемы, а не использованные ранее наработки, хотелось по-новому открыть артистов. Но рисковать обязательно нужно, иначе это не развивает ни меня как режиссера, ни театр, ни артистов.

— Да, актеры красиво прожили сагу, они все время на виду. Но как работают реквизиторы, костюмеры. В таком пространстве за кулису не спрячешься — ее просто нет.

— Нашим реквизиторам и монтировщикам пришлось довольно тяжело. Главная сложность в том, что им практически ничего не видно, и они работают по партитуре, на слух. В нужный момент они должны открыть тот или иной люк, подвинуть бочку с «кровью» и при этом не опрокинуть ее. Были очень смешные моменты, когда во время прогона вдруг из «ниоткуда» раздавался чей-то чих. Многие технические решения оказались неожиданными: нельзя было сделать подвесы для микрофонов, использовали фанерный щит как микрофонную мембрану. Или, скажем, мне хотелось найти старинный фотоаппарат и соответствующие старинные реторты из настоящей фотолаборатории. Однако в процессе репетиций мы пришли к выводу, что нужно делать проще — главное не в том, будет ли это фотоаппарат в деревянном корпусе или, например, советским «Зенитом».

— А бабочка? Она настоящая или все-таки высокотехнологичная китайская разработка?

— Она живая, не искусственная штучка. Мы бабочек сами выращиваем из куколок, вот куколок нам как раз привозят.