Источник: Регион 29
Автор: Мария Атрощенко

На столе — туесок, ковши-утицы. Рядом холодильник «Итака», плита, радиоприёмник. Но плазменный телевизор в картинной раме с заставкой в виде скульптурной головы Зевса. Трём героиням спектакля — маме Тане (Татьяна Боченкова), тёте Наташе (Наталия Латухина) и доче Кристине (Кристина Ходарцевич) — сначала не до мифов и подвигов, готовка (легко представить, что к праздничному столу — только «Иронии судьбы» фоном не хватает) в самом разгаре. Картоха закончилась (это, кстати, первая реплика спектакля), подарки не куплены (всем телефоны да шубы подавай!), а нужно ещё и зрителей развлекать.

Женщинам на кухне часто приходится готовить при «зрителях»: нарезая салат, следить за тем, чтобы дети ничего не разбили, не порезались и не тянули руки к горячим кастрюлям. Но мама, тётя и доча имеют в виду ещё и других зрителей — театральных — детей и взрослых, что будут сидеть перед ними (правда, на предпоказе были в основном взрослые).

То, что актрисы дают понять, что для них наличие публики — не секрет, акцентирует внимание на самой природе театра. Вот в ресторанах бывает открытая кухня, когда блюда готовят на глазах у посетителей. А тут открытый театр: механизмы игры не спрятаны, а явлены напрямую. Здесь никакой четвёртой стены между сценой и зрительным залом не существует. 

Как практически не существует и персонажей. Три героини, конечно, называются мамой, тётей и дочей. Но актрис, оставшихся при своих именах, с ними и ассоциируешь. Не говоря уж о том, что физически нет главного героя: Одиссея Первозванного из теста лепит доча Кристина, потом его выпекают в духовке, как пряничного человечка, его же затем заменяют тряпичным. Его роль время от времени примеряют и дочка, и мама, и тётя. 

Так же они притворяются то Афиной, то циклопом Полифемом, то Посейдоном, то нимфой Калипсо. Так в детских играх тоже часто меняются ролями. Так быстро «обожествляться» рассказчицам помогают забавные вязаные шапки, которые актрисы вязали сами: совиная — для богини мудрости, одноглазая, без прорезей для глаз — для Полифема.

С подачи Зевса Кронидовича (Евгений Нифантьев), который подражая Николаю Дроздову, рассказывает о повадках ахейцев, начинается игра в «Сказку об Одиссее». Рассказ о странствиях хитроумного царя Итаки зрителям «от трёх до 103» начинается с азов — что за ахейцы такие. Греки рождаются почти как в песне «Точка, точка, запятая»: туловища из морковки скрепляются с головами из редисок с помощью зубочисток. 

В сказке для трёхлеток не обходится и без резни. Захват крепкостенной Трои (тёрки, стоящей на разделочной доске, опирающейся на четыре картофелины) превращается в кулинарный поединок: сам троянский конь собирается из туеска, четырёх ложек и пучка зелени, а троянцев (огурцы и помидоры) в итоге рубят на салат — греческий, конечно же.

Несмотря на спартанское убранство сцены, театральная машинерия работает на полную катушку. Стол оказывается не простом столом, а практически космическим кораблём, в котором всё время что-то дует, светится, выдвигается и раздвигается. Не обходится и без спецэффектов: из духовки, в которой печётся пряничный Одиссей, валят клубы дыма, а сверху на крюках, почти как боги из машины, спускаются куклы.

Не знаю, как для самых маленьких зрителей, но для взрослого самый смак заключается не в самой «сказке» о скитаниях царя Итаки (плавали, знаем!), а том, как она рассказана. Главный интерес — в том, какие бытовые подручные предметы используются для рассказа о героических событиях.

Из этих парадоксальных сближений: ковша-утицы и военного корабля древних греков, троянского коня и туеска на ножках из ложек, Калипсо и бабы на чайник, Харибды и пылесоса, сирен и кукол барби, Гермеса и куклы Гагарина, солонки и волшебницы Цирцеи, славы героя и пионерского горна, — рождается комическое. Похожий эффект возник бы, если бы Вася Ложкин перерисовал в своём стиле «Последний день Помпеи» Карла Брюллова. Причём начинается это комическое обытовление с самого Кронидовича, который предстаёт на экране пусть и громовержцем, но каким-то кукольным, потешным — в алой верёвочной бороде. А потом и вовсе её снимает, и тоже из-под маски Зевса выглядывает просто дядя Женя.

Взрослого, примерно помнящего про циклопа Полифема, подарок Эола, Калипсо и стада Гелиоса, ведёт за историей не беспокойство за судьбу Одиссея, а любопытство: «Ну-ка, а как они это покажут? А это?». Любопытство к проявлениям режиссёрской фантазии стимулирует собственную фантазию. Для малышей это, наверное, тоже сработает: получится такая «развивашка» творческого мышления. И вредный совет (кошмар для родителей!) — как устроить театр на кухне.

Тем более, что заразительный пример игры в театр зрителям показывают сами актрисы. Они не только напрямую обращаются к большим и маленьким («Дети, запомните: никогда не принимайте подарков от незнакомых ахейцев!»), но и непосредственно втягивают их в действие, заставляя передавать друг другу корабли с ахейцами, хрюкать, работать ветрами и организовывать проводку судна между Скиллой и Харибдой. Часто дети и без таких приглашений рады поучаствовать — они предупреждают героев об опасности, кричат: «Осторожно!», — а тут и взрослых хлебом не корми, а дай крикнуть с места: «Нет, нет, не открывай коробку с подарком Эола!». Можно ведь. И даже нужно.

В спектакле, в котором уровень взаимодействия артистов с публикой настолько силён, даже можно на мгновение позабыть о фигуре режиссёра. Но эта лёгкость, импровизация были бы невозможны без него. Андрей Гогун ничего не придумывает зазря и ничего не забывает. Если в начале тётя Наташа просит себе телефон последней модели, то эта деталь потом снова всплывает, причём в кульминационный момент, когда Одиссея пытаются соблазнить сирены. И не страшно, что с первого раза героиня поддаётся искушению, — можно же переиграть. Зато потом она от предложенного телефона отказывается, потому что вовремя напоминают: дома ждут жена и сынок. Так, между шутками и играми детям поколения Z и «альфа» ещё и ненавязчиво преподают урок о том, что действительно важно.

На этом, самом важном, — возвращении домой, — спектакль и заканчивается. На стол выставляют румяный каравай — как символ встречи дорогого гостя. И рядом с фигуркой Одиссея появляются ещё две, ведь любому страннику нужно иметь тех, к кому возвращаться. А раз скоро Новый год, идёт бумажный снег. Почти, как в «Рождестве по-итальянски» из репертуара «архдрамы».