«Художника ценят по поступкам»

Кстати, Юрия Петровича на пресс-конференции тоже вспоминали. Народный артист России Юрий Шлыков (муж Татьяны в «Евгении Онегине» — ред.) рассказал, как уже бывший художественный руководитель театра Римас Туминас пригласил Любимова на постановку в театр, в котором тот когда-то дебютировал как режиссёр.

— Художника ценят по поступкам: когда Юрию Петровичу Любимову стало невыносимо тяжело в своём доме, Римас Владимирович пригласил его на постановку в наш театр, чем спас и продлил ему жизнь, — пояснил Юрий Шлыков.

Тогда, в 2013-м, театр Вахтангова привёз «Бесов» на фестиваль «Европейская весна». А сегодня состоялись полноценные большие гастроли под эгидой одноимённого федерального проекта. В Архангельск, как рассказал Кирилл Крок, приехали три фуры с декорациями и оборудованием.

— Мы сделали всё возможное и невозможное для того, чтобы спектакли прошли на высоком художественном уровне, чтобы зритель увидел их так, как они идут в Москве, в театре Евгения Вахтангова на Арбате, — сказал Кирилл Крок. — Для нас нет абсолютно никакой разницы, где мы играем.

Эти Дни театра Вахтангова в Архангельске можно было бы назвать и Днями Римаса Туминаса. Играя его знаковые спектакли — «Маскарад» 2010-го и особенно «Евгения Онегина» 2013-го, — «вахтанговцы» будто признавались в любви своему художественному руководителю, мастеру, с которым пришлось расстаться. Архангелогородцы стали свидетелями и другого признания в любви — самого режиссёра к русской культуре. И познакомились с почерком мастера.

Римас Туминас, рассказала народная артистка России Людмила Максакова, из тех режиссёров, которые сразу видят спектакль целиком.

— Я с Римасом Владимировичем работаю 20 лет, — поведала актриса. — Начали мы с «Ревизора». Первый наш опыт был очень трудоёмким. Хотелось что-то предлагать, но я понимала, что все мои предложения разбиваются о какую-то другую реальность. Есть режиссёры, которые видят сразу свой спектакль. Я работала с очень большими режиссёрами — и с Някрошюсом, и с Фоменко, и с Виктюком. У каждого своя система координат для отношений с актёром. Одни подходят педагогически — как Пётр Наумович — досконально всё показывают. Но многие актёры, кстати, этого не любят: например, Юрий Яковлев терпеть не мог, когда разжёвывают. А Римас Владимирович даёт полную картину и направление. Уже потом, когда мы уже прошли и «Дядю Ваню», и «Царя Эдипа», и «Евгения Онегина», и «Войну и мир», то совершенно стало ясно, чего он от нас хочет.

Вопрос, витавший в воздухе — о судье спектаклей Туминаса в театре Вахтангова — решилась озвучить корреспондент ТАСС. На что «вахтанговцы» ответили категорично: если спектакли мастера уберут из репертуара, можно сразу амбарный замок на двери театра вешать.

— Если это произойдёт, лично для меня это будет важным сигналом, что театром больше не нужно заниматься в России, — заявил Кирилл Крок. — Спектакли Римаса Туминаса, с которым театр достиг огромных художественных и, в том числе, экономических успехов, будут в репертуаре театра.

Сны о русской жизни

Открыл гастроли «Евгений Онегин». Жанровое определение «сцены из русской жизни» давало понять, что здесь в первую очередь важен не сюжет, а всё неуловимое — дух, ощущение, красота. Это могли бы быть и «сны из русской жизни». Но вот только чей это сон? Зрелого Онегина ли, который вздремнул у себя в кабинете? Или Татьяны? Или самого Туминаса?

Ощущение сна усиливал зеркальный колеблющийся задник, создающий пространство двоемирия, русского зазеркалья. Но это было не просто зеркало, а зеркало в танцклассе, поперёк которого проходил балетный станок. Постановка вообще во многом напоминала, нет, не пластический спектакль в привычном понимании, а какой-то драматический балет. Очень многое в спектакле сказано именно пластикой, движением и без слов.

Римас Туминас как будто ненавязчиво использует в спектакле художественные знаки России: и русский балет — один из них.

Несмотря на то, что Онегиных в спектакле два — молодой, холёный и равнодушный (Виктор Добронравов) и зрелый, осознавший, как ошибся, как наказан (народный артист России Алексей Гуськов) — главная героиня всё же Татьяна. 

В этом театральном сезоне на её роль ввели юную актрису, студентку театрального института имени Щукина Ксению Трейстер, дебютировавшую Наташей Ростовой в «Войне и мире». Без грима 20-летняя актриса — совсем девочка. Особенно на фоне своих опытных коллег — Юрия Шлыкова, который стал её сценическим мужем, и её «няни» Людмилы Максаковой.

— Это подарок судьбы, — сказала Людмила Максакова о взлёте Ксении. — Такого не бывает, чтобы юное создание получило две такие роли! Она уже может начинать писать мемуары… Я с ней всё время рядом хожу, я говорю: «У тебя сейчас удача идёт, такая удача… Дай я с тобой рядом похожу».

Для самой Ксении Людмила Максакова стала примером и наставницей.

— Недавно я выхожу со сцены — мы играли «Евгения Онегина», — рассказала Ксения Трейстер. — Я недовольна тем, как я прочитала монолог — собственно, почти как всегда. И Людмила Васильевна мне говорит: «Сегодня было хорошо». Для меня это было очень ценно. Людмила Васильевна такой человек, она во время спектакля никогда не уходит в гримёрку: она сидит за сценой, слушает, присутствует, а потом выходит на сцену и выносит что-то совершенно новое. Играть с ней на одной сцене — это что-то потрясающее и невероятное.

Онегина в спектакле — два, Ленских — тоже два. Только второй — несостоявшийся, гипотетически зрелый, ведь его жизнь оборвалась. А Татьяна вроде бы одна. Но как бы не так! Героиня Ксении Трейстер окружена своеобразным хором девушек, которых, в принципе, ждёт такая же судьба, как и её. У Тани есть свой проводник во взрослую жизнь — старушка няня, у этой стайки девушек-лебедей в развевающихся светлый платьях — свой — Танцмейстер. Неслучайно и няню, и Танцмейстера играет Людмила Максакова.

Письмо Татьяны у зрелого Онегина хранится в разорванном виде под стеклом — каков символ! Онегин Алексея Гуськова читает его, но получается бездушная нескладица из трёх предложений. Это про трудности перевода: но перевода не только с французского, на которым признание написано, на русский. Просто разочарованному взрослому мужчине не прочитать девичье наивное письмо так, как написала его её нежная рука и душа.

Ярмарка невест, расставание с девичеством, становится одним из сквозных мотивов постановки. Девушки сопровождают Татьяну и в поездке в Москву: вместе с ней они набиваются в карету (которая, видимо, лишилась колёс на ухабах российских дорог), а затем вместе с ней бесстрашно отдают самое дорогое — свои девичьи косы. Кто-то отдавать не хочет: вцепляется в косу зубами. А кто-то, наоборот, решительно расстаётся с девичеством, вырывая косу с корнем. В одной из самых визуально совершенных сцен спектакля девушки, как белые лебеди, поднимаются над сценой на качелях. На одно мгновение они застывают — почти умирают, ведь замужество — маленькая смерть, переход из одного состояния в другое.

Роль Ольги в спектакле расширена. Они с Таней — словно две половинки противоречивой русской души: старшая сестра — «дика, печальна, молчалива» и смела, а меньшая — легка (не легковесна, нет), мила, весела, добра. Актриса Мария Волкова добрую половину спектакля проводит с аккордеоном на груди. Инструмент становится символом: он, как открытая грудная клетка, обнажающая рёбра и сердце. Он одновременно сводит Ольгу с Ленским (в руках златокудрого поэта он сначала кажется печатной машинкой), но и не даёт им полноценно соединиться — становится преградой для поцелуя. И именно через эту поющую распахнутую грудную клетку Онегин на мгновение прикасается к сердцу Ольги.

Римас Туминас восстанавливает справедливость в отношении Ольги, развенчивая её репутацию пустышки. Он отдаёт Марии Волковой авторский текст, в котором говорится о скоропостижном замужестве Ольги за уланом, и то, как актриса его произносит, передаёт всю трагедию девушки, по нечаянной вине которой погибла её первая любовь. Так она тоже, болезненно и горько, расстаётся с девичеством.

В какой-то момент даже кажется, что загадочная Странница с домрой (Екатерина Крамзина), похожая на домовёнка, вылезшего из-за печки, — это вторая Ольга. Ольга, несчастная, растрёпанная, закрывшая грудь, носящая траур. У этого персонажа вообще много имён. Русская Душа, Муза, кто ещё?

— Я очень люблю этого персонажа, — признался Виктор Добронравов. — Я бы в программке дал ей много имён — Судьба, Тоска, Совесть, которая с ним (Онегиным — ред.) всё время. Он не может её прогнать. Она сидит и дребезжит, и дребезжит, и мучает его, и деть он её никуда не может. У Римаса в спектаклях всегда ей персонажи, не прописанные автором.

В спектакле много театрального снега, но это не кажется штампом. В нём вязнет бесколесная карета, мимо которой — вот так сюрприз, вот так шалость! — трусит зайчик. То есть, именно актриса в костюме кокетливого зайчика. Глядя на него, почему-то вспоминается медведь, в которого в спектакле «Две зимы и три лета. Пряслины» «архдрамы» оборачивается Мишка. Уж не туминасовским ли зайчиком вдохновился Владимир Хрущёв?

И на контрасте с живым зайцем медведь из сна Татьяны — чучело. Но и с ним Татьяна кружится в вальсе под упоительную, застревающую гвоздём в сердце музыку Фаустаса Лантенаса. И в его объятиях обмякает, как бы уснув, после прощания с Онегиным. В её девическом сне медведь стал аватаром Онегина. Но когда она его отталкивает, храня верность мужу, ей остаётся только медведь из прежнего девичьего сна.

Эта зима мне сердце остудит

В «Маскараде» тоже было много снега. Им Римас Туминас словно желал охладить бурю страстей, перенеся действие драмы Лермонтова в заснеженный Летний сад со скульптурами, у которого есть свой хранитель, слуга — Человек зимы.

В течение всего спектакля этот потешный человечек катает и катает снежный ком, который становится всё больше и больше. Так растёт и подозрение бывшего игрока Арбенина (народный артист Евгений Князев) в неверности его жены Нины (Мария Волкова), которое губит сначала её, а потом и его самого. 

В спектакле много предзнаменований. В центре круглого сценического пространства — гранитный прямоугольник. Это слишком ясно: будущая гробница. Вот есть Венера на постаменте, которую потом утопят. Вскоре её место займёт такая же белая и неподвижная Нина. 

Как и в «Евгении Онегине», в «Маскараде» есть своеобразный хор, коллективный герой. Даже две группы — игроки и дамы. Если орбита игроков — Арбенин, то дам — обольстительная баронесса Штраль Лидии Вележевой. Все эти дамы и господа порой будто смешиваются в какой-то тоже снежный ком, образуют какую-то фантасмагорическую человеческую мешанину. И всё это — под упоительный, трагический вальс Арама Хачатуряна, написанный специально для вахтанговской сцены. Мир Маскарада жесток: в одной из сцен на князя Звездича (Леонид Бичевин), как брусочек домино, валится один из игроков. Мир Маскарада — гротеск, в котором комические ужимки дам, лишающихся своих туалетов, и разыгрываемые понарошку дуэли становятся фоном для подлинной драмы.

Нина же словно выпадает из обоих кругов. Она стоит на пуантах — это очень красивый художественный знак её принадлежности к другому миру, миру искусства — не ветреного света, а вечности. 

В начале второго действия — стремительного, как само убийство, — все персонажи со звоном ложечки о блюдца едят мороженное. Это ещё одно предвестье. 

В финале снежный ком — тоже, в конечном итоге, огромный шарик мороженого! — в руках Человека зимы превратится почти в настоящий wrecking ball (шаровой таран — ред.) — Арбенин, раздавленный им, падёт жертвой своего же преступления. Но поистине страшен Арбенин Евгения Князева не в своём злодействе, а в своём безумии.

Приятным послевкусием гастролей «вахтанговцев» стало обещание вернуться.

— Мы потрясены красотой Севера, потрясены красотой вашего театра, — сказал на пресс-конференции Кирилл Крок. — И ведём переговоры, думаем о том, как бы нам через год-два вернуться в Архангельск со спектаклем «Война и мир».