Александр Грибоедов "ГОРЕ ОТ УМА"
Режиссер - Рената Сотириади. Сценограф - Андрей Тимошенко.

"Ну бал! Ну Фамусов! умел гостей назвать! Какие-то уроды с того света..." - видимо, именно эта реплика графини Хрюминой - внучки больше всего вдохновила режиссера Ренату Сотириади для ее гротесково-фарсовой постановки бессмертной комедии А.С. Грибоедова "Горе от ума". Фамусовское общество в этом спектакле - сонмище тех самых "уродов с того света": набеленные лица, карикатурная внешность, фиглярская пластика - ни дать ни взять фантасмагорический бал мертвецов - клиентов пушкинского гробовщика. А вот и сам Пушкин собственной персоной - вертлявый, подвижный, отвешивающий направо и налево цитаты из своих произведений, как будто рождающиеся здесь и сейчас. Зачем? Вероятно, для того, чтобы произнести: "Ай да Грибоедов! Ай да сукин сын!" А то без этого мы не прочувствовали бы величие и вечную актуальность классической комедии! Ну фарс так фарс. На таком фоне особенно проникновенно-трагически выстраивается образ Чацкого, у которого "мильон терзаний" и "горе от ума". Вполне себе оправданный прием. Да, и Пушкин дан не просто так, а в союзники Чацкому в его противостоянии всему свету. Правда, почему-то именно Пушкину волей режиссера адресованы едкие слова Чацкого: "Тот черномазенький, на ножках журавлиных, не знаю, как его зовут, куда ни сунься: тут как тут". А чтоб мы в этом не сомневались, сразу после этих слов актер, играющий Чацкого, пробормочет: "У Лукоморья дуб зеленый..." Что ж, такая характеристика вполне подходит к тому образу, который создает на сцене в роли Пушкина актер Михаил Бакиров в этом гротесковом спектакле. Однако всё по порядку.

На сцене много-много дверей, будто это не барский дом, а общежитие. В центре внимания большая печь: почему-то именно этот атрибут часто становится центральным при современных постановках "Горя от ума" (такое я видел и у Женовача в Малом, и у Туминаса в "Современнике"). Изображение печи вынесено и на афишу, ее обнимают чьи-то руки, видимо, стремящиеся отогреться. Что ж, вполне понятно и символично: русская зима сурова. А где зима, там и валенки. Чацкий заявится на сцену именно в них, а потом и Репетилов. А вот еще один символ - лапти. Их напялит на себя Чацкий на балу, в них он будет неистово отплясывать, вызывая недоумение и отторжение окружающих. Лапти же Чацкий бросит в печь перед тем как покинуть фамусовский дом после финального патетического монолога, заканчивающегося сакраментальным "Карету мне, карету!" Да, карета - тоже важный символ: силуэты множества карет висят-покачиваются на заднем плане во втором акте. К слову, о монологах, ведь образ Чацкого прежде всего проявляется в полной мере через них. Чацкому дано в этом спектакле произнести, кроме уже упомянутого финального, вступительный "Чуть свет уж на ногах!" и про французика из Бордо. А вот от самого знаменитого "А судьи кто?" остались только рожки да ножки - начало и конец, да еще пару фраз будут брошены, когда на балу Чацкий с Пушкиным будут произносить дерзкие цитаты, чтоб наглядно противопоставить передовых людей закостенелому фамусовскому обществу. Нужно отдать должное, текст комедии звучит в спектакле ярко и сочно, однако почему-то он иногда перемешивается с отнюдь не классическими вставками, нарочито, огрубленно осовремененными. Да, они вызывают смех в зале, но как-то неловко от их пошловатости. Так, Хлестова зачем-то заменяет московскую Покровку на архангельский Сульфат, Репетилов наполняет свой монолог откровенно "попсовыми" интерпретациями, посудите сами: Князь Григорий вдруг трансформируется в Григория Лепса. А еще "ланкарточное взаимное обучение" заменено на гендерное.

Начинается спектакль вполне классично: резвушка баловница Лизанька (Анастасия Волченко), вальяжный, добродушный хлопотун, для порядку напускающий на себя строгость Фамусов (Евгений Нифантьев). Вот только сразу обращаешь внимание, что актеры заметно плюсуют, форсируют, однако ни фарса, ни гротеска пока не чувствуется. Но вот выскакивает - девчонка девчонкой - Софья (Екатерина Зеленина) в легкомысленной пижамке, едва прикрывшись одеялом, впрочем чаще всего она без прикрытия разгуливает и перед отцом, и перед сердечным другом Молчалиным, и перед приехавшим Чацким. Молчалин (Тимофей Тихонов) - гибкий, подобострастный, скользкий, уж точно: "Вот он на цыпочках, и не богат словами". Градус фарсовости повышается с появлением беспокойно-энергичного, вездесущего и шумного Петрушки (Георгий Селиванов).

Чацкий - взбалмошный, ребячливый, суматошный, чертовски обаятельный, на первый взгляд, кажется странным, почему выбор пал на актера Александра Зимина, его облик никак не вяжется со стереотипным представлением об этом классическом персонаже, но потом понимаешь, что именно такой Чацкий органичен для такой гротесково-фарсовой трактовки комедии: "Я сам? не правда ли, смешон?"; "Я странен, а не странен кто ж?" Чацкий - большой ребенок, обидчивый максималист-подросток. Как темпераментно от стучит лбом об пол в своем обличительном монологе: "Стучали об пол не жалея!" А как он искренне недоумевает, страдает, ревнует, терзается! Да, мальчишка пылкий, да сумасброд, но с крепким нравственным стержнем.

Фарс нарастает уже в первом - домашнем, относительно спокойном - акте. Скалозуб (Артем Пребышевский) - прямо-таки ходячая карикатура на фанфаронистого солдафона, как там Чацкий о нем говорит: "Скалозуб, как свой хохол закрутит..." - хохол у него закручен на славу!

После антракта начинается самая настоящая фарсовая вакханалия. Каждый образ по-своему интересен и соответствует заявленной стилистике. Тут большое подспорье - гротесковые костюмы Ирины Титоренко. Экзальтированная истеричная Наталья Дмитриевна (Мария Новикова) и пародийный брутально-покорный Платон Михайлович (Павел Каныгин). Семейство Тугоуховских - фрик на фрике: этакая квохчущая наседка, вечно беременная княгиня (Елена Смородинова), тщедушный, дергающийся, как марионетка, князь (Александр Дубинин) с его извечным "эх-м", и три пары визжащих, сюсюкающих, манерничающих княжон, они именно парами распределены - по имиджу, по ужимкам (Екатерина Шахова и Татьяна Сердотецкая, Екатерина Калинина и Мария Павлова, Анна Патокина и Олеся Гаврилова). Фриковую пару представляют и Хрюмины: пьяненькая, мизантропически настроенная, мрачная Внучка (Мария Беднарчик): "Зла, в девках целый век" - она буквально выгуливает на поводке жалкую, нелепую, семенящую Бабушку (Людмила Советова), которая тоже не прочь опрокинуть бокальчик другой. А вот стильные вертлявые жеманные кавалеры: Загорецкий (Артур Чемакин), Г. N. (Юрий Прошин), Г. D. (Вадим Винтилов). Без них не обойтись в диковатых механистических танцах (хореограф М.Большакова). Старухе Хлестовой (Наталия Латухина) предоставлен триумфальный выход, именно она хозяйка положения, своенравная, властительная, безапелляционная - для гротесковости образа ее высокая прическа напоминает метлу, вот она и метет, сметает всё подряд. Появится и ее шпиц в виде картонного силуэта в руках Молчалина.

Бенефисный выход - отдельный маленький спектакль у харизматичного Михаила Кузьмина в облике Репетилова, который вваливается с тремя бутылками шампанского наперевес, а потом смачно их распивает, произнося и карикатурно визуализируя свой монолог, точь в точь в соответствии с его самоаттестацией: "Я жалок, я смешон, я неуч, я дурак".
Таково решение - подчеркнуто комедийное, гротесковое, фарсовое, стёбное: уж смеяться, так смеяться. Однако есть в спектакле и драматические по накалу моменты, которые по контрасту с фарсом получаются особо выпуклыми, связаны они, как и положено, с "мильоном терзаний" Чацкого, а здесь он по-особенному ранимый, ведь большой ребенок - взбалмошный, несуразный, но мыслящий, свободный, совестливый, неравнодушный, а потому и страдающий. "Все гонят, все клянут! Мучителей толпа..."; "Где оскорбленному есть чувству уголок!" - эти классические, давно ставшие крылатыми фразы здесь оказывают особое воздействие. И это здорово! Бессмертная комедия Грибоедова потому и бессмертна, что не теряет своей свежести, оригинальности и актуальности, какую бы форму для ее реализации ни выбери.