На первый раз создатели фестиваля, составляя программу, применили максимально широкую оптику и в итоге собрали афишу из спектаклей, имеющих любое из возможных отношение к магистральной теме форума. В результате в программе соседствовали самые разные по жанру, стилю, возрастной категории, времени создания и так далее театральные опыты, которые избрали науку и технологии либо в качестве сюжетообразующей темы, либо как инновационную форму или принцип создания собственно спектакля. И так случилось, что они легко распределились по парам.

Например, два спектакля по известным (и востребованным театрами) литературным произведениям берут крупным планом молодых героев с ментальными особенностями развития: «Загадочное ночное убийство собаки» (по роману британца Марка Хэддона), поставленное в Архдраме Алексеем Ермильцевым, и «Цветы для Элджернона» по рассказу (не роману) Дэниела Киза, придуманные худруком Пермского театра кукол Дмитрием Вихрецким. Спектакли по форме совершенно разные. Первый – подробная семейная драма с подростком-аутистом в центре сюжета и с уместными детективными загадками, второй – видео-«лего»-спектакль (лего беру в кавычки, потому что в данном случае это просто условное обозначение типа конструктора, из которого художником Викторией Ельцовой собран весь сценический мир), где форма явно доминирует: хромакей, камера, экран, монтаж в режиме реального времени – всё это поначалу вообще похоже на замечательный по изобретательности аттракцион (тут даже лица лего-фигурок совмещаются с лицами актеров и на мгновения оживают). В «Убийстве собаки» технологическая обертка попроще: здесь на небольшом экране, зависшем над сценой, и на прозрачных досках для рисунков мелом всё, что происходит с мальчиком – его перемещения, эмоции, значимые предметы – обретает графическую форму, и по этому же, графическому принципу строятся мизансцены. Но сильная сторона обоих спектаклей в том, что всё это – и технологии, и форма в целом – работают на человеческую историю: это исключительно гуманистичные по месседжу произведения.

На фото – сцена из спектакля «Загадочное ночное убийство собаки» © PR-служба «Ломоносов-феста»

Оба спектакля – про «особенных» гениев, и создатели пытаются увидеть реальность их глазами, глазами людей, неспособных на корысть и лицемерие. Эти истории еще и замечательно разобраны и сыграны, а у артистов, сыгравших главных героев, работы просто выдающиеся. В обоих случаях рассказ ведется от первого лица. Обладающий уникальными способностями в области точных наук (синдром саванта) пятнадцатилетний Крис Михаила Кузьмина, живущий в своём, математически выверенном и конкретном мире, в силу ментальных особенностей всегда смотрит в пол и чуть в сторону, чтобы не встречаться ни с кем глазами, и не терпит прикосновений. Всё это – способ защиты от реальности, в которой, согласно научному подходу Криса, присутствие бога и всех его атрибутов исключено, а в поступках людей торжествует разрушительная спонтанная ярость и ненависть. Но отчетливо сформулированные представления самого Криса о том, как на самом деле стоит взаимодействовать людям на этой планете, оказываются на поверку невероятно целительными для взрослых и относительно здоровых людей – отца и матери «особенного» подростка, умудрившихся наломать таких дров, что только диву даешься. А в лего-истории про поумневшего в результате экспериментальной операции на мозге мышонка Элджернона и молодого человека по имени Чарли Гордон с диагнозом «слабоумие», которому врачи предложили стать, по сути, еще одним «подопытным мышонком», театры, рассказывая о жизни Чарли-интеллектуала, обычно выбирают мелодраму – сюжет о несбывшейся любви «гения на час» и его бывшей учительницы мисс Кинниан. Пермский же театр кукол в качестве главной для себя темы выбрал ответственность взрослых вообще и, прежде всего, врачей за те необратимые действия, которые они совершают: мисс Кинниан так и пребывает в тени, а на первом плане, портретно, откровенно всю вторую половину спектакля существует Чарли – Павел Дитятин. Артист демонстрирует настоящую психологическую эквилибристику, соединяя внешний блеск и внутреннюю растерянность героя, которому за короткий период, пока не проявляется со всей очевидностью врачебная ошибка, так и не удается сквозь собственные страх, боль, отчаяние, ненависть, одиночество продраться к любви, которой он ни разу в жизни не ощущал по отношению к себе. Врачи же вовсе лишены тут человеческого плана – от начала и до конца они остаются лего-роботами, уткнувшимися в дисплеи.

Еще одна пара спектаклей – рассказы об ученых и их открытиях с просветительским пафосом и занятными визуальными образами: Каннон Никиты Кобелева в Театре им. Маяковского и «Эйнштейн. Что нам светит?» Натальи Слащевой, родившиеся в петербургском театре Karlsson Haus. Первый – четырехчасовая лекция 18+ в сценках и в лицах – о тех, кто на протяжении века создавал компьютер в его нынешнем качестве: от первого программиста, дочери Байрона Ады Лавлейс до Стива Джобса, Билла Гейтса и Линуса Торвальдса. Второй – пример так называемого «театра из чемодана»: попытка с помощью подручных средств (пакета с пингпонговыми шариками, которые сыграют роль фотонов, мотка шерстяных ниток, которые будут и копной волос, и макаронами, и нескольких трафаретных кукол) объяснить дошкольникам теорию относительности. На уровне замысла обе затеи впечатляют и интригуют. «Новаторы» – объемом освоенной информации: двенадцать артистов играют по 3-5 ролей, создавая ёмкие, запоминающиеся портреты героев грандиозной компьютерной саги. «Эйнштейн» – интенцией внедрить это великое имя в головы зрителей детсадовского возраста, наряду с понятиями фотон, электрон, фотоэффект, скорость света, etc.

На фото – сцена из спектакля «Новаторы» © PR-служба «Ломоносов-феста»

Но «Новаторам» явно не хватило сверхсюжета, который сплавил бы эффектные и весьма любопытные сценки, основанные на документальном материале, в единую драматургическую историю. Театр всё же не лекторий, и, чтобы действие стало упругим, тут требуется конфликт. Один такой сюжет даже наметился непроизвольно, поскольку едва ли не в каждой истории о компьютерах возникал микросюжет о нарушении прав человека (с точки зрения современных, цивилизованных о них представлений): например, программированием первого электронного компьютера ENIAC занимались шесть женщин, о которых на презентации машины в 1946 году не было сказано ни слова; британский математик Алан Тьюрин, который не только взломал немецкий шифратор «Enigma» в ноябре 1942, но и создал первый компьютер со встроенной программой, а также одним из первых начал исследовать компьютер как искусственный интеллект, в 1952 году был приговорен к химической кастрации за мужеложество, а в 1954-м в возрасте 41 года покончил с собой; создатель плоскостного биполярного транзистора Уильям Шокли, нобелиат по физике и один из создателей Силиконовой долины, выдвинул расистскую теорию о более низком уровне интеллекта темнокожих людей. Эти и другие истории приводили к борьбе и продуктивным переменам: спустя 10 лет имена первых женщин-программисток были названы, а их фото повсеместно опубликованы; британская королева Елизавета II, правда, долго сопротивлялась натиску социального гуманизма, но в 2013 году всё же принесла извинения Алану Тьюрингу посмертно, а в 2014-м он был помилован; что до фашиствующего Шокли, то он был еще при жизни выдворен из научного сообщества – не только американского, но и мирового. Однако в спектакле эти истории остаются обособленными фактами, а действие дробится, вязнет в деталях и в итоге выглядит немилосердно затянутым.

На фото – сцена из спектакля «Эйнштейн. Что нам светит?» © PR-служба «Ломоносов-феста»

У «Эйнштейна» слабым звеном тоже оказался сюжет. Имени драматурга в программке не обнаружилось (как, кстати, и у «Новаторов»), и вышло, что Свет (как представляется в первые мгновения актриса Юлия Курочкина) и Эйнштейн (Виктор Клочко) в этой истории так и не встретились, фотон и фотоэффект остались просто словами, формула E = mc2, которую бездоказательно приравняли еще и к сердечку (то есть, очевидно, к любви) и вовсе появилась после аплодисментов, а Эйнштейн как герой спектакля так остался забавным большеносым малышом, похожим на крота из чешского мультика, которого родители любили, лечили и кормили макаронами, а учитель за назойливые вопросы выставлял из класса. Иным словами, не так-то всё и просто с наукой на театре: теряет она на сцене свою самоценность. Театр требует пристройки к его законам, и просто так за здорово живешь приплести к науке этику, и уж тем более любовь, не выходит.

В этом смысле наиболее убедительно выглядела современная опера «Curiosity» из актуального репертуара «Электротеатра» – история об одноименном марсоходе, который был запущен NASA в 2012 году и на аккаунт которого в одной из соцсетей однажды наткнулся композитор Николай Попов. Попов – один из тех композиторов, с которыми любят работать драматические режиссеры, поскольку он не рассматривает музыку иллюстративно, вспомогательно, а создает музыкальные тексты, которые вступают в сложные и тем интересные взаимодействия с текстами драматическими. Затев проект «Curiosity» и пригласив в него драматурга Татьяну Рахманину и режиссера Алексея Смирнова, Попов включил в действие псевдовербатим. «Curiosity» начинается со сговора трех названных участников процесса по поводу будущей оперы, который демонстрируется в формате видеозаписи на большом экране-заднике. Почти сразу, предупреждая многие вопросы, Попов объявляет, что опера – это «обработка акустических сигналов, и потому в ней не должно быть литературности, событийности, красивости». Видимо, для этого манифеста ему этот пролог и понадобился. Драматург тут же парирует, что ей в таком случае тут делать нечего, а режиссер пытается выяснить, что же, собственно, тогда ставить, раз не будет ни истории, ни героев. Линейной истории как таковой действительно не обнаруживается. В отличие от героев: ими становятся три оператора марсохода (они же и солисты), которые сидят на высоких платформах у экрана и программируют существование «Curiosity» на Марсе, а заодно, как обнаруживается, и своё собственное. Музыканты расположены по трое у правой (виолончель, саксофон, ударные) и левой (скрипка, баян, синтезатор) кулис. Периодически операторы ненадолго надевают «маски» эпизодических лиц – охранника из Самары, уборщицы из Берлина, китайской девочки, которая придумала имя марсоходу – людей, которые тоже, но не по работе, а по собственной воле живут в двух реальностях – земной и марсианской, наблюдая за «Кьюри» (как они ласково зовут марсоход в своих ему посланиях), практикуя космический эскапизм, потому что катастрофы на земле неумолимо множатся. При этом магический свет Игоря Фомина и видеосценография Евгения Афонина и Яна Калнберзина превращают пустое пространство сцены в изумительной красоты инопланетные пейзажи. А большеголовый разноглазый Кьюри к концу спектакля воспринимается как одушевленное существо.

На фото – сцена из спектакля «Curiosity» © PR-служба «Ломоносов-феста»

Но главное воздействие производит музыка – это почти мистический гипноз дисгармоний (конечно, для тех, кто не ждет от современной русской оперы мелодизма опер Чайковского), о причинах которого невозможно догадаться, не отыскав в сети пространные комментарии Николая Попова. И не убедившись, таким образом, что спектакль идеально подходит как раз для этого фестиваля – такое количество технологических новаций в нём использовано. Например, Попов обнаружил, что для программирования марсохода используется тот же язык – C++, что и для работы с электроакустической (в частности) музыкой, которой по преимуществу и занимается композитор. При этом музыкальное полотно собрано не только из преобразованных звуков, производимых музыкальными инструментами, но и из звуковых кусков, полностью искусственно сгенерированных в Центре электроакустической музыки Московской консерватории. Также весьма любопытно, что, по словам Попова, на протекторы «Curiosity» нанесены знаки азбуки Морзе, которые при перемещении оставляют на поверхности название лаборатории, в которой он был создан, – и эту последовательность языка азбуки Морзе композитор использовал в качестве музыкального ключа. Но и это не всё. Продекларировав полное пренебрежение современной оперы к мировым катастрофам, Попов схитрил. По его же признанию, из звукового материала фрагментов катастроф выстроены музыкальные реплики операторов. Так что показавшиеся случайными тревожные вибрации во фразах героев, на самом деле жестко обусловлены. И логично, что к финалу Кьюри в моем зрительском сознании полностью анимируется. И выбор девушки-оператора отправиться на Марс выглядит вполне естественным: нарядившись в концертное платье со стразами-звездами, Надежда Мейер поёт про красоту одиночества в нашей вселенной, держа в руках маленького Кьюри, а большой в это время кивает ей и всем нам головой с экрана: смешной и трогательный марсоход, с квадратной головой и разноглазым (один больше, другой меньше) доверчивым «лицом».

На фото – сцена из спектакля «Солярис» © PR-служба «Ломоносов-феста»

Вряд ли можно считать правильным для фестиваля театра, науки и технологий, что подобную информацию приходится выуживать из интернета. Куда логичнее была бы лекция Николая Попова про новые технологии в современной музыке или хотя бы встреча с командой спектакля по его окончании. Вообще серия лекций, зарифмованных с программой, была бы на форуме очень кстати. Тем более, что в партнерах у фестиваля Северный (Арктический) федеральный университет им. М.В.Ломоносова. С удовольствием прослушала бы лекцию об этических аспектах современной науки или популярный рассказ про открытия и перспективы в области искусственного интеллекта, который бы эффектно дополнил «Новаторов». Кстати, и любой научный поворот лекции о космосе был бы не лишним, тем более что у спектакля «Curiosity» тоже нашлась тематическая пара в фестивальной афише. Сухумский русский драматический театр им. Ф.А.Искандера показал на фестивале «Соляриса» в постановке Артема Устинова. Но в нём то, что касается собственно космоса, показалось как раз вполне традиционным и предсказуемым по разбору и приемам, хотя и вовсе не скучным, благодаря страстной игре актеров из Абхазии и вакханалии света, устроенной Денисом Солнцевым. Но в нерв в режиссуре и в тексте Устинова (который выступил также и автором инсценировки) попадали как раз баталии в стане ученых на Земле, где отважная Алекс Мессенжер – Анна Гюрегян отстаивала позиции честной науки вне идеологии и политики.

Еще одна пара театральных произведений заставила в очередной раз восхититься свободой и наполненностью пластичных тел: спектакль «Это тебя касается» режиссера Константина Солдатова и хореографа Ксении Голыжбиной, создателя и руководителя профессиональной труппы Современного театра танца в Инновационном культурном центре в Калуге, в котором артисты и зрители (последние – по желанию) делились личным тактильным опытом и иным опытом телесной жизни, и «Искусство движения» петербургского театра «Каннон Данс» Натальи и Вадима Каспаровых – спектакль-трюк, требующий большого мастерства танцовщиков, поскольку им, в противоположность спектаклю о касаниях, приходилось взаимодействовать с виртуальным танцовщиком и умудриться при этом не потерять равновесия на пятачке в четверть квадратного метра (только таким образом достигался эффект погружения в то же пространство еще и зрителя, смотрящего перформанс в 3D-очках). На фоне этих опытов из сферы изящного и художественного грядущая отмена фестивалем «Золотая Маска», чьей реформой с особым рвением занялся СТД РФ, номинации «Современный танец», выглядит форменным варварством.

На фото – сцена из спектакля «Искусство движения» © PR-служба «Ломоносов-феста»

И конечно, не обошлась фестивальная афиша без сайт-специфических спектаклей без актеров. Их тоже было два. Первый – «Поморские узлы» Андрея Гогуна – бродилка в наушниках по центру Архангельска и набережной Северной Двины, которая, несмотря на то, что сцены из разных исторических периодов, возникающие в наушниках, звучали как качественный радиотеатр, по сути своей недалеко увела публику от жанра экскурсии, довольно, впрочем, познавательной. Но после «променадов» швейцарско-германской группы «Римини Протокол», меняющих оптику каждого участника, от этого формата ожидаешь более сложных театральных структур. Зато второй «сайт-специфик» – гастроспектакль директора Архдрамы Сергея Самодова «Диалоги. Пир» – оказался весьма замечательным опытом взаимодействия с ближним. Сидя за столиками в ресторане по двое, зрители-участники получали наушники, куда им транслировались тексты «ролей», и должны были их публично прочитать-разыграть на пару в меру таланта. Хотя опытным путем обнаружилось, что успех тут определяется не только и не столько талантом театральных неофитов, сколько качеством самих текстов, в которых, как в хорошем ресторанном блюде, должно быть в меру пикантности, интриги, остроты, оригинальности и даже попсовости. И вот с текстами режиссер Сергей Самодов попал в семи случаях из восьми. Звучали диалоги из пьес: «Гроза» Островского, «Арт» Ясины Реза, «Две дамочки в сторону Севера» Пьера Нотта, из сценариев к фильмам «Треугольник печали» Рубена Эстлунда, «В любовном настроении» Вонга Карвая, «Мужское – женское» Жана-Люка Годара, а также из романа 2021 года «Тревожные люди» Фредрика Бакмана и из интервью Анатолия Праудина Петербургскому театральному журналу. Угадайте, кто оказался лишним? Именно. Классик.

На фото – сцена из спектакля «Диалоги. Пир» © PR-служба «Ломоносов-феста»

Словом, фестиваль, несомненно, удался. Но очевидно, что ежегодно собирать афишу «Ломоносов-феста» только из того, что предлагает сегодняшний театр – путь не самый интересный, гораздо более логично и продуктивно для форума искусства, науки и технологий самим инициировать междисциплинарные театральные поиски, продюсировать новые проекты, искать неожиданные форматы взаимодействий. Для этого существует практика лабораторий, в которых финансовые и творческие риски минимизированы, а результативность налицо. Одну из лабораторий можно даже посвятить истории Архангельской земли, благо в городе существует небольшой, но насыщенный артефактами и подлинными экспонатами Северный морской музей, в котором уместилось целое тысячелетие северного мореплавания, но главное, что есть человек, который готов делиться самыми невероятными фактами и былями. Вот вы знали, например, что с 1922 по 1939 год в Архангельске, в здании Городского общественного банка, действовало любопытнейшее заведение – Интернациональный клуб моряков? Его история точно потянет на отдельный спектакль. А в курсе ли вы, кто в 1916 году был командирован в Англию, на верфи Ньюкасла, Глазго и Сандерленда, чтобы курировать производство восьми ледоколов для нужд России «в целях надлежащего использования зимней навигации в Белом море» – в частности ледокола «Святой Александр Невский», получившего после Октябрьской революции имя «Ленин»? Автор романа «Мы» Евгений Замятин. Вот вам и еще один спектакль. Ну и так далее…