Источник: https://ptj.spb.ru/blog/koshachya-istoriya-vyxodnogo-dnya/
Автор: Марина Дмитревская

«Дни Савелия». Г. Служитель.
Архангельский театр драмы им. М. В. Ломоносова.
Режиссер и художник Андрей Тимошенко.

Архангельский драмтеатр живет активно: фестивали, гастроли, полный зал-тысячник с гаком, каток вокруг театра, и, катаясь по ледяным дорожкам, люди видят на афишах «Гамлета», «Мастера и Маргариту», «Живаго». И оказываются потом в зале. В этом смысле директор Сергей Самодов в союзе с режиссером Андреем Тимошенко почти физически зацентровали город вокруг места, с которого Архангельск пошел быть, и сделали театр драмы градообразующим предприятием: все тропинки ведут к нам…

Играют эпическое. И среди этого репертуара образовались «Дни Савелия» по небольшой скромно-сентиментальной повести Григория Служителя про бездомного кота. Житийно-биографическая повесть о том, как родился во дворе под машиной котенок, как были у него мамочка и две сестренки, как взяли его в семью Вити Пасечника, а потом он сбежал после кастрации, бродяжничал, ловил крыс в Третьяковке, жил на бульварах, был изувечен московскими жителями и спасен рабочими-киргизами, а потом встретил свою любовь, кошку Грету — и было им великое счастье взаимности. А когда Грета внезапно заболела и умерла, Савелий, названный так в честь сырка «Савушка», которыми подкармливала беременную кошку кассирша Зина, романтически покончил с собой на проезжей части. Без Греты и без любви жизнь теряет смысл.

Повесть наполнена житейскими воззрениями кота Савелия (наследующего в этом смысле коту Мурру, хотя тут скорее выходит не Мурр, а Мяу…), трогательными рассуждениями о познании мира, о детстве, время которого «не запинается и не тормозит», сентенциями о смысле жизни («страх — это предчувствие утраты»). Иногда автор относится к котячей философии с иронией (например, категорический императив старика Иммануила излагает помойный кот Гарри, у которого действительно — небо над головой).

М. Бакиров (Савелий), А. Чемакин (Витя Пасечник).
Фото — Эдуард Евсиков.

Книжка милая, популярная еще и потому, что автор — актер из славного первого поколения женовачей-основателей СТИ, а там — «все они — красавцы, все они — поэты». Повесть не потрясает, но, наверное, людям сейчас нужны простые истории, и на подцензурном репертуарном безрыбье (значимую современную русскую литературу последней четверти века, все эти «Большие книги» и Букеры, натурально повязали, а драматургия не без оснований боится рожать, поскольку разрешены только «Стряпуха» и «Стряпуха замужем») «Дни Савелия» вполне годятся как добрый сюжет для дачного чтения и для спектакля выходного дня.

Книжка камерная, и, в соответствии с ее грациозной природой, она была пару сезонов назад изящно поставлена Наталией Лапиной в условной эстетской декорации, подсвечена теплым размытым светом и сыграна в подвальном Городском театре Петербурга. Место явно подходило, подвальные театры и подвальные коты находятся в несомненном родстве, и вышла милая штучка как раз в пропорциях кота, уютное искусство, пробуждающее слезы сопереживания, любимое зрителями и идущее всегда на аншлагах.

Сцена из спектакля.
Фото — Эдуард Евсиков.

А тут — огромная сцена, необъятный зал, ценз 12+, начало в 17.00 (если выходной). То есть и для детей, и для взрослых, и для семейного просмотра. Зал адовый, тут Газманову петь (что он и делает, судя по афишам), а коту, родившемуся под старым автомобилем, легко и затеряться. Сцену чуть сузили, действие вынесли ближе к авансцене (сценография Андрея Тимошенко — режиссера спектакля), а сзади построили нарисованный карандашом невысокий город. Натурально — Москву. В этих странноватых пропорциях «старой, старой сказки» (декорация отсылает нас к принципам фильмов Кошеверовой) кот выходит больше дома. Правда, в нарисованном городе присутствуют реальные столы и стулья, мандарины и салат оливье, так что условный изобразительный прием несколько сбоит.

Принцип спектакля — череда иллюстративных картинок-этюдов, перемена масок и шаржированных личин, мини-зарисовки эстрадного толка. Персонажи, проходящие через жизнь Савелия, как будто срисованы из юмористических журналов 1970-х, кота-человека размером с дом окружают странно одетые трешевые чудики в париках, панамах и кримпленовых пальто (художник по костюмам Ирина Титоренко), с утрированной пластикой и карикатурными интонациями. Не вполне понятно, почему такими писклявыми идиотками выглядят Лена Пасечник и экскурсоводши Третьяковки. Видимо, это для того, чтобы на их фоне человеком выглядел огромный кот, глазами которого увиден мир людей.

М. Бакиров (Савелий), А. Зимин (кот Гарри).
Фото — Эдуард Евсиков.

Каждый актер играет несколько ролей, это такой людской муравейник, правда, «человек и кошка», как пел Гармаш в «Стилягах», решены досадно одинаково. Запоминаются Нина Нянникова (тетя Мадлен — кошка, пти-барбансон — собака и Лена Пасечник — женщина, мама Вити, целующая корешки книг Блаватской и Кастанеды), Николай Варенцов (попугай Игги с зажигательным эстрадным номером) и Петр Куртов (бригадир киргизов-гастарбайтеров Аскар).

Возвышается кот. Он, наверное, мейнкун?)) Михаил Бакиров — молодой актер, только что из Щепки (театр целево обучает молодежь для труппы) издали похож на режиссера Александра Плотникова.)) Он высок, худ, сутуловато-ленив в пластике, черноволос и эпически спокоен. Он рассказывает свою жизнь, которая тут же оживает сценами. Молодой актер три часа существует в длиннющем монологе, держа зал. Думаю, девушки скоро будут ждать актера у служебного входа.

Во втором акте, когда Савелий встречает Грету (Анастасия Волченко), когда они ходят по крышам и усыновляют пса Людвига, сцена наконец преображается. Висевшее над низкими домами пустое небо заполняется, по нему начинают плавать прозрачные рыбы, мир приобретает цельность и завершенность. Но счастье не может длиться долго. Лучи, скрежет шин — краткий динамичный финал жизни Савелия.

Сцена из спектакля.
Фото — Эдуард Евсиков.

Конечно, житие кота Савелия, как и водолазкинского Лавра, переменяющего участь и живущего под разными именами, могло иметь не только сюжетное движение, но идти по пути и театрально-стилистических перемен — вместе с изменением имени кот становится другим и по-другому видит мир: одно дело — кот Август, другое — Темержан. Это театрально обогатило бы «клейма» житийного рассказа, структурировало действие, и семья Пасечников актерски отличалась бы от ватаги гастарбайтеров и котов Елоховского.

Конечно, могла бы в спектакле острее прозвучать так необходимая сегодня тема независимости и свободы Савелия. Ведь он, гуляющий сам по себе, уходит из сытых мест, где его социально унижают: кастрируют, то есть лишают будущего (семья Пасечников), обвиняют в преступлении, которое он не совершал (Третьяковская галерея). Он отказывается от высшей власти в государстве котов (в Елоховском, куда он приходит, его сходство с основателем сквота Момусом, вообще-то биологическим отцом Савелия, заставляет котов поверить в реинкарнацию кота-основоположника). Он благородно не хочет подставлять под штрафы миграционной службы прекрасных киргизов, спасших его, — и уходит сам. Этой темы в спектакле не хватает. А ведь несмотря на то, что годы, люди, жизнь Савелия уродуют, он — без глаза и без хвоста — остается свободным котом с чувством собственного достоинства. И потому вознагражден великой любовью. И самоубийственный финал своей жизни под машиной после смерти любимой Греты он выбирает сам.

А. Волченко (Грета), М. Бакиров (Савелий).
Фото — Эдуард Евсиков.

В фойе театра — выставка фотографий котиков: их присылали в театр зрители-кошатники. Вообще говоря, запрос на котов так велик, что «Савелий» обречен на успех, и зал-тысячник с гаком будет наверняка заполняться любителями Мурок, Мусек и Пушков. Кот как скрепа — правильный репертуарный шаг, тем более Савелий лишен всякой агрессии. Кастрат-пацифист, он несет в мир разумное, доброе и вечное. Мяу.