Судьба страны становится одной из тех линий, скрещение с которой неизбежно для каждого из живущих в ней, как в прошлом веке, так и сегодня. Неоднократно в спектакле прозвучат слова о том, что человек существует не в природе, а в истории. И не случайно в финале спектакля в звенящей тишине прозвучат слова: «Храни страну нашу Россию».

В почти пустом, пустынном и холодном по ощущениям пространстве (сценография Андрея Тимошенко) будут разворачиваться страницы романа «Доктор Живаго». В начале действия Дмитрий Беляков играет и фигуру из вечности – автора стихотворений, наблюдателя-провидца, который знает, «что случится на его веку», и в то же время переносится в прошлое и проживает его заново вместе со своим героем.

Так происходит в первой сцене спектакля — зрители погружаются в пространство романа с первой же страницы: «Шли и шли и пели «Вечную память». По наклонному широкому помосту процессия в темных одеждах с высоко поднятыми лопатами в руках (по-видимому, вместо хоругвей; в дальнейшем эти лопаты в руках артистов будут и крестьянским инструментом, и оружием в руках бунтовщиков) медленно движется вслед за гробом…

Смерть матери становится большим испытанием для Юры Живаго, и тогда впервые он задается вопросами о жизни и смерти, сиюминутности и вечности, именно это испытание заставляет мальчика другими глазами посмотреть на окружающий мир. Пока он еще только внимательно вслушивается в слова дяди – Николая Николаевича Веденяпина (Евгений Нифантьев) о том, что человек открывает математические законы и пишет симфонии не просто так – все это путь к бессмертию. Но уже здесь берет начало его собственная философия и намечается путь к вечности – через «творчество и чудотворство».

Первое появление адвоката Комаровского (Иван Братушев), который не раз сыграет роль злого рока в судьбах главных героев, становится встречей с темной стороной мира. В костюме с иголочки и в белой шляпе с черной лентой («породистое животное», как оценивают его окружающие), он предстает в образе абстрактного, почти инфернального зла, с которым бессмысленно бороться.

По его злой воле погибает на железной дороге отец Юрия Живаго, и он же становится демоном-искусителем для светлой и чистой Лары Гишар (Нина Няникова). В начале она предстает на сцене наивной девочкой в форме гимназистки, ловко прыгающей через скакалку, – пока ее еще ничто не заботит. Но с появлением Комаровского среди привычного и уютного мира в ней начинает что-то ломаться. И вот уже скакалка становится не символом детской беззаботности, а средством порабощения ее взрослым мужчиной. Прыгать легко и свободно у Лары уже не получается. Под недобрым взглядом незнакомца ее движения начинают сбиваться, пока в этой игре она не подчиняется Комаровскому под требовательные такты страшного вальса, повторяемые вкрадчивым шепотом: «раз-два-три». В этой сцене Живаго, как всевидящий автор, становится свидетелем совершающегося, но он не в силах уберечь девушку. Остается только воскликнуть в отчаянии, с мольбой к Всевышнему: «Чашу эту мимо пронеси»… Но чашу приходится испить полностью.

Темные и светлые события в жизни героев романа происходят в тяжелое и смутное для страны время: стачки рабочих, нарастающие напряжение, приближающаяся война. Вместе с режиссером мы словно перелистываем страницы книги – «народные» сцены (забастовки, революционные мятежи, поле боя – среди раскинутых ярко-красных полотнищ появляются солдаты в шинелях и противогазах) сменяются домашними, личными, интимными.

Среди этих сцен – несколько эпизодов в доме профессора Громеко, где проходит детство Живаго. На сцене появляются высокие окна с узорчатыми рамами, вызывающие в воображении уютный дом москвичей-интеллигентов, и в этой обстановке завязываются отношения Юры с его будущей женой Тоней, отзывчивой и открытой девушкой, словно созданной для того, чтобы упрощать жизнь, а не усложнять ее (Екатерина Зеленина). Один из важных смысловых моментов – разговор еще только учащегося на врача Живаго с умирающей матерью Тони (Анна Патокина) о том, что «смерти не будет», потому что это «старо и надоело», а впереди новое – жизнь вечная.

Философские рассуждения Юрия Живаго о том, что есть сознание, творчество, в чем предназначение человека, в спектакле звучат и через стихотворения, вплетаемые в действие после событийных сцен как некий вывод и ступень к дальнейшему постижению мира. Текст романа в спектакле занимает едва ли не самое важное место и заставляет вслушиваться в него. На сцене в это время – торжество визуальных образов, из которых складываются картины происходящих событий. 

Так параллельно выстраивается на сцене свадьба Юрия и Тони, Лары и беззаветно влюбленного в нее Павла Антипова (Александр Субботин). Пары торжественны и печальны, словно каждый из них видит вдали трагические скрещения жизненных дорог. Через визуальные образы раскрываются и в дальнейшем характеры и нюансы судеб героев – по локоть в крови окажутся руки Патули (как его нежно называла Лара) Антипова, от отчаяния и внутренней обиды бросившегося на путь идейного революционера под новым именем Стрельников. Новые и новые приказы «расстрелять» будут «заверены» кровавой «печатью» его рук.

Несмотря на все испытания, светлой и чистой останется Лара. Белое, невесомое платье с тонкой кружевной отделкой кажется чем-то невозможным в дни кровавого раскола в стране и жизни на далеком Урале. Однако именно такой она предстает во время новых встреч с Юрием Живаго. Ее появление в белом платье, пусть и с коромыслом на плечах (которое кажется и возложенным на нее грузом, и намеком на еще не расправленные крылья) воспринимается явлением иного порядка, чем все окружающее.

Светом и чистотой наполнены сцены сближения Юры и Лары, которые подарят им бесценные мгновения простого человеческого счастья. Кажется, что их встреча происходит под благословение засыпавшего все вокруг снега, как в стихотворении «Свидание»: «Засыпет снег дороги, / Завалит скаты крыш. / Пойду размять я ноги: / За дверью ты стоишь». Но это и торжество условного приема – игры света (художник по свету Ольга Раввич) и рассыпающегося «театрального» снега, который становится беспроигрышным визуальным решением романтической сцены.

Рассказать историю взаимоотношений хотя бы основных персонажей романа Бориса Пастернака во всех подробностях даже в постановке на три с половиной часа – задача практически невыполнимая. Поэтому спектакль «Доктор Живаго» оказывается скорее путешествием по страницам романа, воссоздающим «узловые» точки, основную канву событий, происходящих с героями на фоне событий исторических. Такие «картины» позволяют следить за сюжетом, охватывающим практически всю человеческую жизнь, не всегда при этом вскрывая мотивации поступков и характер героев, о которых незнакомый с текстом романа зритель будет скорее догадываться. А читавший роман – вспоминать и достраивать в своем воображении.

Трагический финал спектакля – расставание родных людей, смерть Юрия Живаго, прощание со всей прошедшей жизнью — уравновешивается главной мыслью спектакля. Мыслью о том, что человек созидающий – бессмертен. В заключительной сцене сверху спускаются кресты – каждый из действующих лиц получает свой крест как символ своей судьбы. Живаго, он же снова всевидящий автор, обходит это живое кладбище близких людей или случайных встречных, может быть, мысленно обращаясь к каждому из них. Но только у него самого нет креста: он словно растворен в мире вообще и запечатлен в чем-то невидимом – мысли, слове, стихотворении.